Дневник Дороги жизни: архив солдата и художника

Главная памятная дата этой недели. 27 января 72 года назад полностью освободили Ленинград. Среди имен героев есть имя известное, к сожалению, пока немногим. Симон Гельберг, художник, декан архитектурного факультета Академии Художеств, в блокаду именно он отвечал за перевозку грузов по Дороге жизни. Это он учитывал толщину и усталость льда, температуру, скорость ветра, когда запускать машины и сколько тонн можно перевезти. И все это время с первого до последнего дня работы Дороги жизни он вел дневник. Писал и зарисовывал страшные блокадные дни. Опубликовали этот единственный дневник ледовой трассы совсем недавно.

Одна из записей – «все время в мыслях, как жена и сынок». Сын автора этого дневника Давид Штурбин всю жизнь живет в Риге. И посвятил ее сохранению памяти об отце. Еще в 70-е он передал часть архивов в музей «Прорыв блокады Ленинграда» в Кировске, и вот только недавно дневники извлекли из запасников, а многое и вовсе хранится в Риге. В гостях у Давида Симоновича побывал наш журналист Олег Кузьмичев. Из Латвии наш специальный репортаж.  

_

Рижское взморье. Юрмала. Давид Штурбин на пляже Балтийского моря неслучайно. Он попросил нас встретиться именно на берегу. Здесь черпал вдохновение его отец — Симон Гельберг, художник и герой Дороги жизни.

Давид Штурбин, сын Симона Гельберга
Он здесь довольно часто отдыхал, в Доме художников. У него здесь были творческие семинары, и они здесь после этих семинаров устраивали выставки, показывали то, что они создали в течение своего отпуска. Это мои лучшие годы.

Даже единственные видеокадры, сделанные при жизни Гельберга, сняты в Юрмале. Тут и сам Давид и его отец — Симон Гельберг. Он держит на руках внучку и радуется её первым шагам. Он уехал в Ригу сразу после войны, его интересовала мирная жизнь.

Давид Штурбин, сын Симона Гельберга
И он всё в себе держал, и это, конечно, сказалось на его здоровье. Потом у него были все эти взрывы, ранения, только через пятнадцать лет после войны у него вырезали из затылка осколок.

Там, где когда-то были мастерские, теперь то ли музей, то ли офисы для аренды. Здесь почти тридцать лет Гельберг восстанавливал в памяти картины войны. Сейчас они в музеях Ленинградской области — в Кировске и Кобоне.

Ещё маленький Давид приходил часто сюда с отцом. Он видел, как создавались работы художника Гельберга. Сейчас здесь не осталось ни следа. Лишь чудом сохранившаяся мастерская чем-то похожа на отцовскую.

Давид Штурбин
Такого типа была мастерская, здесь вид на старую Ригу, место хорошее.

Двор-колодец точь-в-точь, как в Ленинграде, коммуналка. Кажется, понятно, почему Гельберг уехал сюда, в Ригу. Он искал покоя, но хотел сохранить ленинградские «декорации».

Давид Штурбин
В этом помещении собрана часть работ моего отца, художника Гельберга, можно сказать, его творческое наследие, зарисовки его военных лет, вся его жизнь.

Давид теперь бережно хранит всё, что связано с жизнью его отца. В двух небольших комнатах история не только семьи — это история освобождения Ленинграда и история Победы.

Давид Штурбин
Все эти рисунки сделаны во время армии, как он умудрялся их делать?! Вот, например, «По Ладожской дороге», 42 год, май. В мае ещё ходили по льду машины.

Рядом в сундуке, как в сейфе, личные вещи художника и солдата: фляжка, кортик, кобура от пистолета, а вот самая охраняемая здесь — шкатулка.

Давид Штурбин
Самые заслуженные здесь [в шкатулке], конечно, два ордена Красной Звезды и эта медаль за оборону Ленинграда.

Но всё это так и остаётся семейным архивом. В музеи Ленобласти всё не отдашь, никаких запасников не хватит, а в Латвии интереса к этому не проявляют. Давид деликатно добавляет: конъюнктура не та.

Давид Штурбин
Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю. Это всё содержать, хранить… Всё описать просто невозможно. Это составная часть моей жизни, богатство, нематериальное, можно сказать. Продавать я не собираюсь, а хранить… Для кого-то это мазня, а для меня это богатство.

В Латвии Гельберга знали как художника, но не как человека, который защищал Советский Союз. В начале войны Симон Гельберг был заместителем начальника Ледового участка ВАД — военной автомобильной дороги, известной как «Дорога жизни». Именно он рассчитывал всё до мельчайших деталей, изучал строение льда и влияние на него погодных условий, чтобы пустить по зимней дороге машины в Ленинград и обратно.

Давид Штурбин
Он рассказывал, что в тяжелейших условиях планировались эти перевозки, как налетала вражеская авиация на бреющем полёте, всё бомбила, целые эшелоны уходили под воду. Отец мог вполне не воевать. У него как у художника было освобождение, но он, тем не менее пошёл, чтобы применить свои знания, ну и отомстить за смерть родителей.

Самого Гельберга не стало в 1975 году. При жизни он так и не обнародовал свои военные дневники. О них в местном Союзе художников, возможно, даже и не знали. Если в музее прорыва блокады Ленинграда Симон Гельберг — это солдат, то здесь это художник. Хотя как тут разделить?!

Давид Штурбин
Рука с выпавшей кистью. Жизнь художников прерывалась достаточно рано. Сказались, конечно, и переживания во время войны.

Сейчас Давид Штурбин собирается ещё раз предложить музеям личные вещи отца. Часть уже собираются взять историки из Кировска. Как сохранить остальное наследие, сын Гельберга не знает. Сейчас непонятно, кому всё это достанется. Рукописи, хоть и не горят, но точно теряются, портятся и даже выбрасываются.